Адекор много раз виделся с Класт и поддерживал с ней хорошие отношения — в конце концов, это была партнёрша Понтера. Но в Болбай, партнёрше Класт, похоже, не было ни грамма её теплоты и доброго нрава.
Болбай была одета в тёмно-оранжевые штаны и тёмно-оранжевую блузку; оранжевый всегда был цветом обвинения. Адекор, в свою очередь, был одет в синее, цвет обвиняемого. Сотни зрителей, примерно поровну мужчин и женщин, собрались на другой половине помещения; доосларм бадасларм по делу об убийстве явно считался событием незаурядным. Жасмель Кет была здесь, и её сестра Мегамег Бек. Партнёрша Адекора Лурт присутствовала тоже; она крепко обняла его, как только пришла. Рядом с ней сидел сын Адекора Даб, того же возраста, как и малышка Мегамег.
И конечно же, присутствовали почти все салдакские эксгибиционисты; в данный момент нигде не происходило ничего интереснее этих слушаний. Несмотря на своё незавидное положение Адекор был обрадован, увидев Хавста во плоти — его трансляции он смотрел большую часть жизни. Он также узнал Луласма, любимца Понтера, и Гаулта, и Талока, и Репета, и пару других. Эксгибиционистов было легко заметить: они были обязаны носить серебристые одежды как знак общедоступности того, что транслирует их компаньон.
Адекор сидел на табурете; вокруг него было много свободного места, что позволяло Болбай во время своей речи ходить вокруг него кругами, что она и делала, демонстрируя явную склонность к театральным эффектам.
— Так скажите нам, учёный Халд, чем закончился ваш эксперимент? Удалось ли вам факторизовать ваше число?
Адекор покачал головой.
— Нет.
— То есть, подземное расположение не помогло, — сказала Болбай. — Чьей идеей было проводить эксперименты с факторизацией под землёй? — Её голос был низковат для женщины — глубокий и раскатистый.
— Понтер и я приняли это решение совместно.
— Да, да, но кто первым предложил эту идею? Вы или учёный Боддет?
— Я не уверен.
— Это были вы, не так ли?
Адекор пожал плечами.
— Это мог быть я.
Болбай встала перед ним; Адекор демонстративно не следил за ней взглядом во время её передвижений.
— А теперь, учёный Халд, расскажите нам, почему вы выбрали это место?
— Я не говорил, что выбрал его. Я сказал, что я мог это сделать.
— Хорошо. Тогда скажите, почему для вашей работы было выбрано именно это место.
Адекор нахмурился, прикидывая, насколько глубоко стоит вдаваться в детали.
— Землю, — сказал он, — непрерывно бомбардируют космические лучи.
— Что это такое?
— Ионизирующее излучение, приходящее из космического пространства. Поток фотонов, ядер гелия и других ядер. Когда они сталкиваются с ядрами атомов в нашей атмосфере, они порождают вторичное излучение — в основном, пионы, мюоны, электроны и дутар-лучи.
— Они опасны?
— Нет; во всяком случае, в количествах, производимых космическими лучами. Но они влияют на чувствительные инструменты, поэтому мы хотели поместить наше оборудование в место, экранированное от космических лучей. А Дебральская никелевая шахта расположена поблизости.
— Вы могли разместиться в каком-либо другом месте?
— Полагаю, могли. Но Дебральская шахта уникальна не только глубиной, хоть это и самая глубокая шахта в мире, но и чрезвычайно низкой собственной радиоактивностью окружающих горных пород. Уран и другие радиоактивные элементы, присутствующие в других шахтах, испускают заряженные частицы, которые могут повредить наши инструменты.
— Так что внизу вы были надёжно экранированы от всего?
— Да; от всего, кроме, я полагаю, нейтрино. — Адекор уловил изменение выражения лица арбитра. — Крошечных частиц, которые беспрепятственно пролетают сквозь твёрдые тела; против них не может быть защиты.
— Не были ли вы экранированы от кое-чего ещё в вашей шахте? — спросила Болбай.
— Я не понимаю вопроса, — сказал Адекор.
— Тысячи саженей скалы между вами и поверхностью. Никакое излучение не в силах до вас добраться — даже космические лучи не в силах пронзить эту толщу.
— Именно так.
— И никакое излучение снизу не способно достигнуть поверхности с того места, где вы работали, не так ли?
— К чему вы ведёте?
— Я веду к тому, — сказала Болбай, — что сигналы ваших компаньонов — вашего и учёного Боддета — не доходят до поверхности, когда вы в шахте.
— Да, это так, хотя я даже не думал об этом до вчерашнего дня, когда мне на этот факт указал принудитель.
— Даже не думали? — с подчёркнутым скептицизмом переспросила Болбай. — С момента вашего рождения у вас есть персональный куб памяти в павильоне архива алиби, прилегающем к зданию Совета, в котором мы находимся. Он записывает всё, что вы делаете, каждое мгновение вашей жизни, передаваемое вашим компаньоном. Каждое мгновение вашей жизни — кроме тех, что вы провели глубоко под поверхностью земли.
— Я не специалист в этих вопросах, — уклончиво ответил Адекор. — Я не слишком много знаю о том, как компаньон передаёт данные.
— Не надо, учёный Халд. Минуту назад вы развлекали нас историями про мюоны и пионы, а сейчас вы хотите нас убедить, не понимаете устройства обычного радио?
— Я не говорил, что не понимаю его, — ответил Адекор. — Я лишь сказал, что не задумывался над этой проблемой до того, как её озвучили.
Болбай снова оказалась у него за спиной.
— Никогда не задумывались о том, что, когда вы спуститесь под землю, то в архиве, впервые с момента вашего рождения, не окажется записей ваших действий?