— Двадцать месяцев, — торопливо добавила Хак. — Один и восемь десятых года.
— Простите, — тихо сказала Мэри. Понтер слегка кивнул.
— Её клетки, её кровь — они изменились…
— Лейкемия, — подсказала термин Мэри.
— Я скучаю по ней каждый месяц, — сказал Понтер.
Должно быть, ошибка перевода, подумала Мэри; наверняка он хотел сказать, что скучает по жене каждый день.
— Потерять обоих родителей…
— Да, — сказал Понтер. — Конечно, Жасмель уже почти взрослая, так что…
— То есть, она может голосовать и всё такое? — спросила Мэри.
— Нет-нет-нет. Хак что-то неправильно подсчитала?
— Я совершенно уверена, что расчёты верны, — ответила Хак женским голосом.
— Жасмель слишком молода, чтобы голосовать, — сказал Понтер. — Я слишком молод, чтобы голосовать.
— И в каком же возрасте в вашем мире получают право голоса?
— Ты должен встретить по крайней мере 667-ю луну — две трети от традиционного тысячемесячного периода жизни.
Хак, по-видимому, не желая, чтобы её компетентность в области арифметике снова подвергали сомнению, быстро добавила:
— Право голоса получают в возрасте пятидесяти одного года; традиционная продолжительность жизни — семьдесят семь лет, хотя в наши дни многие живут гораздо дольше.
— Здесь, в Онтарио, люди получают право голосовать в восемнадцать, — сказала Мэри. — В смысле, лет.
— Восемнадцать! — воскликнул Понтер. — Это безумие.
— Я не знаю ни одного места, где бы этот возраст был больше двадцати одного года.
— Это многое объясняет в вашем мире, — сказал Понтер. — Мы не позволяем людям влиять на политику и принимать решения, пока они не накопят достаточно мудрости и жизненного опыта.
— Но если Жасмель не может голосовать, то чем в вашем мире взрослый отличается от подростка?
Понтер слегка двинул плечами.
— Полагаю, в моём мире эта разница не так значительна, как в вашем. Тем не менее, достигнув возраста 250 месяцев человек начинает сам нести юридическую ответственности за свои действия и находится на пороге обустройства собственного дома. — Он покачал головой. — Хотел бы я дать Жасмель и Мегамег знать, что я жив, что думаю о них. Даже если я никогда не смогу вернуться назад, я бы отдал всё, только бы передать им весточку.
— А вы действительно не сможете вернуться? — спросила Мэри.
— Не вижу, как. О, если бы здесь был построен квантовый компьютер, то условия, которые привели к моему… переносу сюда можно бы было попытаться повторить. Но я физик-теоретик; я имею лишь смутное представление о деталях внутреннего устройства квантового компьютера. Мой партёр, Адекор, в этом хорошо разбирается, но с ним никак не связаться.
— Должно быть, вы в отчаянии, — сказала Мэри.
— Простите, — ответил Понтер. — Я не хотел нагружать вас своими проблемами.
— Всё в порядке, — заверила его Мэри. — Можем ли мы… Можем ли мы вам как-то в этом помочь?
Понтер произнёс единственное короткое слово, прозвучавшее как-то по-особенному грустно.
— Нет, — перевела его Хак.
Мэри захотелось поднять ему настроение.
— Ну, хоть карантин должен уже скоро кончиться. Может быть, после того, как нас выпустят, вы сможете попутешествовать, посмотреть мир. Садбери — маленький город, но…
— Маленький? — Понтер выпучил от удивления глаза. — Но здесь же… даже не знаю, сколько… по меньшей мере несколько десятков тысяч жителей.
— В городской черте Садбери живёт 160000 человек, — сказала Мэри, которая полистала в гостинице путеводитель.
— Сто шестьдесят тысяч! — повторил Понтер. — И это маленький город? Вы, Мэре, приехали из другого места, да? Из другого города. Сколько людей живёт там?
— Собственно в городе Торонто — 2,4 миллиона; в агломерации — в зоне сплошной городской застройки с Торонто в центре — около 3,5 миллионов.
— Три с половиной миллиона? — изумлённо переспросил Понтер.
— Плюс-минус.
— Сколько всего людей?
— Во всём мире? — спросила Мэри.
— Да.
— Чуть больше шести миллиардов.
— Миллиард — это… тысяча раз по миллиону?
— Именно так, — ответила Мэри. — По крайней мере здесь, в Северной Америке. В Британии… ладно, забудьте. Да, миллиард — это тысяча миллионов.
Понтер осел в своём кресле.
— Это… это просто немыслимое количество людей.
Мэри подняла брови.
— А сколько людей живёт в вашем мире?
— Сто восемьдесят два миллиона, — ответил Понтер.
— Почему так мало? — спросила Мэри?
— Почему так много? — спросил Понтер.
— Я не знаю, — ответила Мэри. — Никогда не задумывалась.
— Вы не… в моём мире мы знаем, как предотвращать беременность. Возможно, я мог бы вас научить…
Мэри улыбнулась.
— У нас тоже есть для этого средства.
Понтер поднял бровь.
— Должно быть, наши работают лучше?
Мэри рассмеялась.
— Возможно.
— И вам хватает еды для шести миллиардов людей?
— Мы по большей части едим растения. Мы культивируем… — Раздался гудок; по соглашению с Хак, услышав слово, которого нет в базе данных и о значении которого она не смогла догадаться по контексту, она подавала звуковой сигнал. -…мы специально их выращиваем. Я заметила, что вам не нравится хлеб, — снова гудок, — э-э… еда, приготовленная из зерна, но хлеб, а также рис — это то, что ест большинство из нас.
— Вы кормите шесть миллиардов человек растениями?
— Э-э… не совсем, — сказала Мэри. — Примерно полмиллиарда человек испытывает нехватку еды.
— Это очень плохо, — сказал Понтер.