Понтер исчез.
И на его месте появилось большое количество тяжёлой воды.
Предположим, думал Адекор, это был равный обмен: переместилась идентичная масса, но весьма различные объёмы. В конце концов, пропал не только Понтер; Адекор слышал шум врывающегося в вычислительную камеру воздуха, словно там образовалось разрежение. Но даже весь воздух в камере весил очень мало, тогда как жидкая вода — притом жидкая тяжёлая вода — пребывает в своём наиболее плотном из возможных состояний, более плотном, чем если бы она полностью замёрзла.
Значит, так: большой объём воздуха и один человек пропали из этой вселенной, а идентичная, но занимающая значительно меньший объём масса тяжёлой воды, появилась вместо них из… с другой стороны; именно это определение постоянно лезло Адекору в голову.
Но…
Но это значит, в этом же месте другой вселенной находится тяжёлая вода. А чистая тяжёлая вода в природе не встречается.
Что означает, что… портал, снова слово всплыло в голове непрошеным… так вот, портал должен открываться внутрь большого бака с тяжёлой водой. И если тяжёлая вода переместилась оттуда сюда, то Понтер переместился отсюда туда, из чего следовало…
Из чего следовало, что он, вполне вероятно, утонул.
На дне глубоких глазниц Адекора выступили слёзы, словно собирающаяся в колодцах дождевая вода.
Понтер поёрзал на диване и снова посмотрел на Мэри.
— Архивы алиби не только раскрывают преступления, — сказал он. — У них есть и другие применения. К примеру, вчера по телевизору говорили, что двое туристов потерялись в Алгонкинском парке.
Мэри кивнула.
— В моём мире невозможно потеряться. Компаньон триангулирует сигналы с нескольких установленных на вершинах гор передатчиков и определяет ваше местоположение, а если вы ранены или, скажем, застряли под обвалом, то спасатели быстро найдут вас по сигналу компаньона. — Он поднял руку, очевидно, копируя виденный ранее жест Мэри, чтобы предупредить возражения. — Конечно, только арбитр может приказать, чтобы вас нашли таким способом, и только в том случае, если вы сами этого потребуете путём посылки сигнала бедствия, либо по просьбе членов вашей семьи.
Заголовки, которые ей приходилось читать слишком часто, промелькнули у Мэри перед глазами:
«Полиция прекратила поиски»
«Пропавшая девочка не найдена; поисковые партии отозваны»
«Жертвы лавины считаются погибшими»
— Да, я думаю, такая система была бы очень полезна, — признала Мэри.
— Ещё бы, — уверенно ответил Понтер. — Компаньон также может послать сигнал бедствия сам, если вы окажетесь не в состоянии этого сделать. Он отслеживает ваши жизненные показатели, и если с вами случится инфаркт — или даже если вы окажетесь на грани инфаркта — он вызовет помощь.
У Мэри царапнуло на душе. Её отец умер от сердечного приступа, когда ей было восемнадцать. Она нашла его мёртвым, вернувшись из школы.
Понтер, очевидно, интерпретировал печаль на лице Мэри как сомнение.
— А всего за месяц до того, как я сюда попал, я куда-то засунул дождевик, который очень любил — это был подарок Жасмель. — Я был бы очень… — би-ип; огорчён? — если бы он потерялся. Но я просто пришёл в павильон архива, где хранятся мои записи, и просмотрел события последних пары дней. Увидел, где я оставил дождевик, пошёл туда и забрал его.
Мэри, конечно, ненавидела бесчисленные часы, потраченные на поиски непонятно куда девающихся книг, студенческих работ, визитных карточек, ключей от квартиры и купонов, срок действия которых вот-вот истечёт. Возможно, вы ненавидите это ещё больше, если знаете, что ваше существование конечно; возможно, это знание способно заставить вас найти способ избегать этих бессмысленных потерь времени.
— Персональный чёрный ящик, — сказала Мэри, обращаясь скорее к себе, но Понтер всё равно ответил:
— На самом деле носитель информации скорее розовый. Мы используем специально обработанный гранит.
Мэри улыбнулась.
— Нет-нет. Чёрным ящиком у нас называют полётный регистратор — устройство, которое устанавливается на борту самолёта и записывает все показания приборов и разговоры в кабине, на случай, если самолёт разобьётся. Но идея о персональном чёрном ящике для меня самой никогда меня не посещала. — Она помолчала. — А как он ведёт съёмку? — Мэри взглянула на запястье Понтера. — У него где-то там объектив?
— Да, но он используется только для того, чтобы рассматривать объекты за пределами радиуса восприятия компаньона. Компаньон использует сенсорные поля для записи окружения и своего носителя. — Понтер издал низкий звук — его аналог смешка. — Если бы записывалось лишь то, что компаньон видит в объектив, от этого было бы мало проку — в основном это были бы изображения моего левого бедра или внутренний вид левого кармана. А так, проигрывая свой архив, я вижу себя как бы с небольшого расстояния.
— Поразительно, — сказала Мэри. — У нас нет ничего подобного.
— Но ведь я видел продукты вашей науки, промышленности, — сказал Понтер. — Если бы вы сделали разработку подобной технологии приоритетным направлением…
Мэри насупилась.
— Да, возможно. Ну, то есть, мы ведь смогли одолеть путь от запуска первой ракеты в космос до полёта человека на Луну всего за двенадцать лет, и…
— Повторите ещё раз.
— Я говорю, когда нам по-настоящему приспичило послать человека на Луну…
— Луну, — повторил Понтер. — Вы говорите про луну Земли?
Мэри моргнула.